Языки — это не просто абстрактные системы символов. Языки — это прежде всего люди, которые на них говорят. Возможность говорить на языке своих прабабушек и прадедушек — очень важная часть идентичности человека, его самооценки и ощущения себя полноправной частью мира. Язык — основа культуры, без которой она легко теряется. Поэтому работа по сохранению исчезающих языков — это прежде всего забота о людях, чьи культуры оказались вытеснены другими.

Как так происходит, что языки исчезают?

Язык живет до тех пор, пока на нем хоть кто-то говорит, то есть пользуется им в повседневной жизни, например дома, в школе, университете или на работе. Если территория, на которой привыкли говорить, допустим, на адыгейском языке, становится частью русскоязычного государства, то с большой вероятностью в школах, университетах и на предприятиях будут говорить, писать и читать на русском, а родной язык останется только дома и окажется под угрозой исчезновения.

«...Люди перестают говорить на титульных языках потому, что перестают считать это для себя нужным, — попросту говоря, потому что не хотят».
_{Вахтин Н. Б. Языки народов Cевера в XX в.}

Чтобы люди хотели изучать язык, он должен быть престижным, то есть владение этим языком должно приносить какие-то выгоды, открывать новые возможности. Для многих жителей бывших советских республик, например Казахстана, Узбекистана, Азербайджана, ^{владение русским языком до сих пор ассоциируется с возможностью получить высшее образование и хорошую работу,} потому что университетские учебники по многим профессиям часто доступны только на русском языке.

То же самое происходит и в национальных республиках внутри России. Например, дети на Ямале, которые хорошо знают ненецкий язык и владеют культурой оленеводства, часто оказываются не подготовленными к поступлению в школу и университет. Поэтому ненецкие родители чаще предпочитают, чтобы их дети знали русский язык и учились в «обычной» школе на русском языке.

^{Престиж языка напрямую связан с политикой и экономикой.} Государство способно регулировать развитие языков на своей территории. В истории было немало примеров, когда власти запрещали использование какого-либо языка. Например, в Российской империи в конце XIX века запретили печать учебной и религиозной литературы на украинском (тогда его называли малороссийским) языке. Согласно документам, имперские власти боялись сепаратистских настроений малороссов. В Канаде и США детей из коренных народов насильно свозили в интернаты, где наказывали за использование родного языка. А диктаторский режим Франко в Испании под страхом уголовного преследования запрещал баскский, галисийский, каталонский и другие миноритарные языки.

Лингвисты говорят, что язык — это диалект, у которого есть армия и флот. Это верно в том смысле, что статус официального языка государства дает очень большую поддержку. ^{После того, как по закону 2018 года изучение миноритарных языков в России стало добровольным, а не обязательным, многие миноритарные языки оказались в опасности.} Раз государство перестало защищать эти языки, стало появляться больше низовых инициатив, чтобы поддерживать интерес молодых людей. Например, в Татарстане перевели книги о Гарри Поттере на татарский. Группа «Шану» поет этно-джаз на чувашском, а Post-Dukes поют на удмуртском под электронную музыку. Однако такие инициативы пока чаще всего встречаются в регионах с относительно сильным присутствием родного языка.

Как потеря престижа языка влияет на его носителей?

Когда язык перестает быть модным и престижным, его носителей начинают стигматизировать, а их культура начинает ассоциироваться с бедностью, деревенскостью и необразованностью.

Культурологи Игорь Юлдашев и Николай Вокуев исследовали примеры дискриминации в отношении языка коми в Республике Коми. Вот рассказ одной из их респонденток:

«Буквально вчера я была в [торговом центре в Сыктывкаре]. Мы с подругой разговариваем на коми языке, а продавец смотрит на нас так косо и говорит: „Это что за язык вообще такой? Че вы так тут разговариваете? Вы же в России живете“. А я ответила: „Я живу в России, но в Республике Коми, где коми язык является официальным, и мы имеем право разговаривать на том языке, на котором нам удобно“. В общем, она даже сдачу так грубо кинула, и все это несмотря на очередь большую».

Респонденты культурологов ассоциировали этноним «комяк» с такими словами, как «деревенщина», «глупый человек», «низкий по статусу человек», «необразованный», «дурачок», «грубый», «ограниченный», «простой».

Стигматизация языка и дискриминация его носителей часто воспроизводится самими носителями. Например, культуролог Василий Харитонов занимается изучением нанайского языка и обучением ему местных детей и взрослых. Он указывает на очень сложное отношение нанайцев к своему языку, где крайнее проявление — саморасизм. «Мне не нравится ощущать себя нанайкой и хочу, чтобы дети были русские, замуж за русского хочу», — говорит одна из собеседниц Харитонова.

^{Когда за языком и культурой закрепляется такая стойкая негативная окраска, даже родители — носители языка не хотят учить ему своих детей.} Они стараются уберечь их от дискриминации и вырастить полноценных представителей доминирующей культуры, то есть в случае Республики Коми — русской культуры.

В советское время было небезопасно принадлежать к некоторым этническим группам. В разные периоды советской истории под страхом высылки или ареста нельзя было быть немцем, евреем, крымским татарином, калмыком. Поэтому во многих семьях остались целые куски истории и культуры, о которых говорить было опасно. Детям не рассказывали о предках-калмыках, не раскрывали настоящих имен бабушек и дедушек, если те меняли их ради безопасности. И уж тем более никогда не говорили на родном языке.

Антрополог Елена Миськова говорит о том, как такое ^{молчание образует коллективную травму.} Она ощущается как непонятное беспокойство и напряжение, которое человек не может сам себе сознательно объяснить. Это беспокойство и есть непрожитое горе об утраченной части себя, об утраченной истории и идентичности. Память о предках образует сообщества. Если память и культура о предках теряется, то теряется и само сообщество.

Почему исчезновение языков — общая проблема?

Каждый язык складывался в уникальной среде на протяжении уникальной истории. Ни один язык не универсален. Ни один отдельный язык не может описать мир полностью. Поэтому, когда язык перестает развиваться и остается только в пыльных томах библиотек, человечество теряет еще один способ описать мир и понять его чуть лучше.

Конечно, идея универсального языка кажется соблазнительной: никаких языковых барьеров и недопониманий. Но представим себе идею универсальной культуры. Все одеваются и едят одинаково и верят в одних и тех же богов. Кто будет решать, как именно всем одеваться и что есть? И какие боги достойны молитв всего человечества?